«Платон об Аристотеле». Послесловие
МИХАИЛ ПОЗДНЕВ
.
Автор статьи, А. И. Доватур (1897–1982), усвоил от учителей и передал ученикам метод, воспринятый исследователями Древней Греции у нее самой: работать над античным материалом, чтобы высказать новое — не безответственно, но подлинно новое, доказанное пониманием языка, знанием исторического контекста, исследовательской традиции. Если новое не возникло или недоказуемо, довольствуйся чтением. Здесь принцип, в огласовке Аристида Ивановича — прэнсúп, «веселой науки». Нетленной осталась его живость, чарующим юмор (c такой-то биографией! ведь он прославлен и в русском мартирологе железного века). Свойственные одному ему интонации редко слышны в его работах, писанных научным, не повествовательным стилем, слышнее в мемуарах, и само по себе показательно, что многие ученики так любовно вспоминают о нем. Главный же, и неисчерпаемый, источник — образ Доватура в петербургском академическом фольклоре.
Сборник «Вопросы античной литературы и классической филологии» (М.: Наука, 1966), где помещена статья, расцениваем как документ развития русской науки шестидесятых: М. Л. Гаспаров публикует стиховедческую работу (Гаспаров 1966), С. С. Аверинцев пишет о Плутархе (Аверинцев 1966). Двумя годами старше докторская диссертация Доватура; в 1965 вышла монография «“Политика” и “Политии” Аристотеля» (Доватур 1965), где высказана следующая, быть может, ценнейшая из идей автора. В четвертой книге «Политики» упомянут некий властитель, «давший убедить себя» в необходимости установить повсеместно «средний» государственный строй (Pol. IV. 9. 12, 1296a38–39). По правдоподобной догадке А. И. Доватура, Аристотель говорит об Александре и о своих уроках. Отсылка к деятельности реформатора сообщает последним книгам «Политики», посвященным идеальному государству, обаяние историзма. Кн. VII–VIII авторитетные комментаторы относят к раннему периоду — годам в Академии. Следуя своей теории, А. И. видит своеобразие проекта Аристотеля в его гипотетической осуществимости. Планируя безупречный город, философ мысленно сопровождает Александра в персидском походе: дан совет тщательно выбирать место (Pol. VII. 5. 1–7, 1326b26–1327a17); правящий класс формируется из бывших воинов, чьими подданными станут земледельцы-варвары (Pol. VII. 8. 5, 1329a25–27). Теория Доватура объясняет незавершенность «Политики»: законодатель следил за ходом эксперимента. Объяснима и литературная обработка: часть об идеальном государстве планировалось издать, ей готовилась ответственная роль практического руководства.
Проблематика, занимавшая тогда ученого, интересна философам, привычно занятым конфликтом профессий: в силах ли историко-филологический комментарий пояснять философию Аристотеля, а философский дискурс — служить биографическим свидетельством? Предмет публикуемой статьи, не самой известной (доклад А. И. на кафедре классической филологии СПбГУ, руководимой докладчиком, по воспоминаниям, вызвал разные отклики), интригует: отзыв Платона о гениальном ученике — эпизод того позднеантичного жизнеописания Аристотеля, к которому по разным ветвям восходят венецианская Vita Marciana (греческая рукопись ок. 1300 г.) и Vita Aristotelis Latina. Данная биография полнее Диогеновой, содержит апофтегмы, вошедшие в учебники (ex. gr. «не дам афинянам дважды погрешить против философии»), и очень стремится помирить Аристотеля с Платоном. Причем — за счет самостоятельности первого: «даже там, где он противоречит Платону, мы скажем, что он платоничен» («καὶ ἐν οἷς ἀντιλέγει Πλάτωνι πλατωνίζειν αὐτὸν φήσομεν», Rose 1886, 432.10–11 = Düring 1957, 101 (§ 28)). Важная задача — представить Аристотеля старательным, слишком старательным учеником, «проявлявшим в учении у Платона такое прилежание, что его дом называли домом читателя; Платон часто так и говорил: “Пойдем, дескать, в дом читателя”; когда же тот отсутствовал на лекции, восклицал: “Ум отсутствует, аудитория глуха!”» (Rose 1886, 428.1–5 = Düring 1957, 98 (§ 6–7)). Аристотель читал, чтобы лучше понять учителя, штудировал труды самого учителя, усердно, всей мощью ума, усваивал мысль учителя. Комплимент читающему философу нельзя отрывать от интенций биографа — неоплатоника.
Комментатор расслышал фальшь. Следом за Доватуром признаем подлинность слов Платона. Яркие детали — «дом читателя», «Ум» — едва ли привнесены создателем Vita, который, однако, трактует их suo sensu. Каков же их подлинный пафос? Платон, как и Сократ его диалогов, не хвалил «молчащих» книг, плохо способных, в противоположность живой диалектике, выявлять истину. Его похвала читателю проникнута иронией, отражающей недоверие к письменному слову. Между Платоном и Аристотелем — граница, за которой историко-философский процесс переходит, так сказать, в письменную стадию. Sic Dovatur. Но закончить этим трудно.
Мешают известные из Диогена Лаэртского свидетельства книголюбия Платона. Он охотно узнавал о философии предшественников от «молчаливых» свидетелей, потратил большие деньги на покупку трех пифагорейских книг (Diog. Laert. Vit. Soph. III. 9), засыпáл со стихами Софрона в изголовье (Diog. Laert. Vit. Soph. III. 18). Частные книжные собрания появились в Афинах, когда Платон был ребенком: собственной библиотекой располагал Еврипид. Чтение и обсуждение текстов принято в Академии, и в нашем «анагносте» заподозрили штатного чтеца — понимание, резонно отвергнутое Доватуром. Что такая практика не вполне чужда и Сократу, показывает дискуссия о стихах Симонида в «Протагоре». Конечно, классиков «невозможно спросить… одни толкуют их речи так, другие иначе» (Plat. Prot. 347e3–6). Тем не менее, Сократ справляется лучше остальных, часто адресуясь к Гомеру, Феогниду, Эсхилу, Пиндару. Платоновская критика поэзии также не доказывает, что философ порицал читателей, скорее уж — зрителей и слушателей. Автор «Государства» далек от того, чтобы запретить читать вовсе, он лишь рекомендует «стражам», что читать.
Что и зачем читал Аристотель? Любовь к чтению pace Dovatur не провоцировала насмешливых интонаций, которые улавливает комментатор и мы вместе с ним. Иронию, если не раздражение, Платона вызывало другое. В неоплатонической версии он и хвалит не столько за чтение en soi, сколько за причину и цель — усвоить его философию. Учась у Доватура, понимаем цель сами, без помощи тенденциозного биографа. Аристотель много читал, отнюдь не только сократические диалоги и совсем не для того, чтобы убежденнее идти следом. Он хотел объективно воспринимать теории Платона. Сам Стагирит не раз советует начинать работу с длительного накопления материала, чтобы не впасть в спекулятивные рассуждения (De gen. et corr. I. 2, 316a8–10; Met. XIV. 3, 1091a5–8). Кто учит долго, встретит учеников, до дерзости ученых. У самого Доватура были такие, и он — сообщает слышанная от очевидцев Vita — немало сердился. Заинтересовавшее А. И. свидетельство, действительно, доносит обратное плану писавшего, а именно, что Платон уважительно недолюбливал слишком умных студентов.
.
Список литературы
Düring I. (1957) Aristotle in the ancient biographical tradition. Göteborg; Stockholm: Almqvist och Wiksell (Acta Universitatis Gothoburgensis. Vol. 63. № 2; Studia Graeca et Latina Gothoburgensia. Vol. V).
Rose V., ed. (1886) Aristotelis qui ferebantur librorum fragmenta. Lipsiae: In aedibus B. G. Teubneri.
Аверинцев С. С. (1966) «Приемы организации материала в биографиях Плутарха». Вопросы античной литературы и классической филологии. Под ред. М. Л. Гаспарова, М. Е. Грабарь-Пассек (отв. ред.), Ф. А. Петровского. М.: Наука. С. 234–246.
Гаспаров М. Л. (1966) «Античный триметр и русский ямб». Вопросы античной литературы и классической филологии. Под ред. М. Л. Гаспарова, М. Е. Грабарь-Пассек (отв. ред.), Ф. А. Петровского. М.: Наука. С. 393–410.
Доватур А. И. (1965) «Политика» и «Политии» Аристотеля. М.; Л.: Наука.
.
.
[1] Düring 1957, 104 (§ 33): «Человек — друг, подруга же — истина».